Из моего партийного прошлого
Свою судьбу с партией я связал рано, вступив в нее в 17-летнем возрасте, и проработал в ней, а не числился, семь десятилетий с 1921 до 1991 года. Вступал я в партию по глубокому убеждению в годы Гражданской войны, когда единственной привилегией было стремление быть там, где решалась судьба революции. Партия в те годы была сражающейся, и каждого, вступающего в нее, оценивали не только политической, но и военной меркой. Те, кто трусил, уклонялся от мобилизации, пытался отсидеться за спиной товарищей, беспощадно изгонялись. К слову сказать, таких в те годы было на редкость мало. Вступление в партию в те годы требовало мужества, смелости. Каждый партиец в ячейке был на виду со всеми своими устремлениями, мыслями.
Ко времени вступления в партию в моей политической биографии был уже некоторый боевой и революционный багаж, приобретенный в 1920-1921 годах в комсомоле и Красной Армии. И что немаловажно – прошел курс в губернской совпартшколе (Примечание редактора: совпартшкола - школа для подготовки кадров в области партийного и советского строительства. Составлено из сокращения слов советский, партийный и из слова школа). Проработав пять лет на комсомольской работе, перешел в 1925 году на партийную работу и проработал на ней 12 лет. Моя партийная работа в аппарате оборвалась давно, 57 лет назад, в трагическом 1937 году, после того, как был репрессирован брат.
Вступал в партию, совсем не похожую на ту, деятельность которой была приостановлена в 1991 году (Примечание редактора: После провала путча ГКЧП в августе 1991 года, указами Президента РСФСР Б. Н. Ельцина деятельность коммунистической партии на территории РСФСР была приостановлена, её имущество конфисковано. Указом от 6 ноября 1991 года деятельность КПСС была прекращена, ее организационная структура — распущена). Мое вступление в партию пришлось на время, когда еще был жив Ленин, и он сам руководил партией. И сейчас, когда пытаются утверждать, что партия никогда не отвечала требованиям политической организации, с полной ответственностью утверждаю, что в двадцатые и в начале тридцатых годов при всех ошибках, допущенных партией, еще сохранялись в партии ленинские революционные традиции партийности, и партия отвечала основным требованиям политической организации. С укреплением Сталина в руководстве партии год за годом оставалось все меньше и меньше признаков партийности, и она все больше сливалась с государственным тоталитарным режимом.
В двадцатые и первой половине тридцатых годов в первичных партийных организациях низами соблюдалась строгая партийная дисциплина, но не было той бюрократической скованности, заорганизованности сверху, которая позже насаждалась повсюду в жизни партии. Да и жизнь районов, горкомов, губкомов (губернских комитетов), где мне доводилось работать, коренным образом отличалась от той, в которую она превратилась впоследствии.
Свободный доступ рядовых коммунистов в райкомы, горкомы, обкомы был закрыт. Повсюду устанавливались милицейские посты, пропускная система. Ограничивался прием рядовых коммунистов партийными руководителями путем установления предварительной записи, хотя количественный состав секретарей вырос до 3-х, 5-ти и более человек. Действующий в партийных организациях дух партийного товарищества сменился бюрократической заорганизованностью. Вводились единые повестки дня в районе, городе для обсуждения на партсобраниях. Составлялись предварительные списки выступающих и даже представление конспектов на просмотр, так называемые выступления по «шпаргалкам». Выхолащивалось все, что было положительным в партийной жизни. Исчезла такая традиция, как отчеты вышестоящих парторганизаций перед нижестоящими. Под предлогом планирования вся партийная жизнь укладывалась в прокрустово ложе – расписывалась до мелочей.
Работая председателем секции старых большевиков, я обратился в ЦК партии по вопросу установления мемориальной доски на доме, где жила старая большевичка, участница трех революций, соратница Ленина С.И.Гопнер.
На это получил разъяснение: надо было об этом думать заранее. Все было расписано: кого с какими почестями хоронить и как увековечить, кому какой бутерброд подать к чаю, чей портрет нести на демонстрации и какого размера. Скажу больше. Под Москвой в поселке Кратово для работников хозуправления ЦК существовали летние дачи, которые обслуживались столовой и магазином. В поселке жили ветераны партии, участники революции, войны, которые также пользовались этими магазином и столовой, но с той разницей, что ветераны в отличие от работников ХОЗУ ЦК могли заказать из меню не судака и печенку, а котлету, а в магазине приобрести картошку, свеклу, но не абрикосы или черешню.
Но главное отличие в жизни партии двадцатых годов от последующих было в коренном отличии существа самой работы партии, партийного аппарата, парткомов, райкомов, горкомов, обкомов, ЦК. Мне это отличие хорошо памятно. В годы моей работы приоритет отдавался собственно партийной работе, направленность в работе была на вопросы социально-бытовые, на обеспечение первостепенных нужд народа. В двадцатые годы я работал в екатеринославской парторганизации. В те годы руководство со стороны парторганов госаппаратом, хозяйственными, кооперативными организациями осуществлялось не непосредственно партаппаратом (партийным аппаратом), а через партийные фракции, объединявшие коммунистов, работавших в этих организациях. Упор делался также на расширение партийной прослойки на решающих участках производства и управления. Металлургия в те годы определяла лицо Екатеринослава, и парторганизация настойчиво работала над правильной расстановкой партийных сил, добивалась увеличения партийной прослойки среди ведущих профессий металлургов. Ленинский призыв 1924 года в значительной мере способствовал осуществлению этой задачи. В 1925 году мне довелось руководить партийной школой ленинского призыва в паровозных мастерских. В составе школы были паровозные машинисты в составе 20 человек. Чувство глубокого уважения я испытывал и испытываю до сих пор к этим людям высокой квалификации и высокой нравственности, чувствовавших свою большую ответственность перед страной.
На металлургическом заводе в Каменском /ныне Днепродзержинске/, находившимся 8 лет на консервации, в период с 1926 по 1928 годы партийная прослойка выросла с 5 до 9 процентов, а на Брянском заводе в Екатеринославе – с 8,2 до 12 %. Еще более высокой была партпрослойка (Примечание редактора: партпрослойка – количество членов партии в рабочем коллективе) среди рабочих высокой квалификации: в Каменском – 18,5 %, на Брянском – 17,5%. В доменном цехе Брянского завода партпрослойка составляла 28%, в мартеновском цехе – 30%. На заводе Коминтерна среди прокатчиков – 37%, сталеваров – 20,8%. В Екатеринославе с других участков работы на Брянский металлургический завод парторганизация перевела 150 коммунистов. Участки производства, где партпрослойка была более высокой, и производительные показатели были более высокими. Екатеринославские заводы в те годы давали стране 25% чугуна и 30% стали, и неслучайно в июле 1931 года газета «Правда» поместила мою статью под названием «Лучшие образцы партийной работы на все участки металлургии /из опыта работы металлургических заводов Днепропетровска/».
Большое место в работе парторганизации занимали вопросы кооперации: потребительской, особенно сельскохозяйственной, промкооперативной (промышленно-кооперативной). Опыт работы днепропетровцев по укреплению связей города с селом широко освещался в печати. Двумя изданиями в 1929 и 1930 годах вышли мои брошюры в украинском издательстве, посвященные новым связям города с селом, опыту работы рабочих бригад на селе.
Немаловажная роль в те годы принадлежала работе партийных клубов, где царила атмосфера настоящего товарищества, скромности и партийности.
Школа моей партийной работы началась в крупной пролетарской днепропетровской партийной организации, богатой революционными традициями, а с начала 1931 года продолжалась в столичной московской парторганизации. Сначала я работал ответственным инструктором московского городского комитета партии, затем секретарем Фрунзенского и Москворецкого райкомов партии, парторгом ЦК Гознака.
Работая инструктором, курировал крупнейший в Москве пролетарский район, куда входили такие заводы, как АМО (Примечание редактора: Автомобильный Московский завод, позднее – Московский автомобильный завод имени И.А.Лихачева –ЗИЛ),«Динамо» (Примечание редактора: завод «Динамо» - одно из крупнейших и старейших электромашиностроительных предприятий России), «Серп и Молот» (Примечание редактора: Московский металлургический завод), Первый ГПЗ (Примечание редактора: Первый государственный подшипниковый завод). Работая секретарем райкома, находился в гуще всех происходивших событий. Главными направлениями в работе московской парторганизации тех лет была борьба за выполнение первого пятилетнего плана, строительство новых заводов и реконструкция старых, обновление городского хозяйства. Повседневное внимание уделялось бытовым нуждам населения. Эти вопросы преобладали среди тех, которые рассматривались московским комитетом партии, райкомами и первичными парторганизациями. Не сходили с повестки дня вопросы организации общественного питания. За 1931-1934 годы было построено 23 фабрики-кухни и 537 столовых. Общее количество посадочных мест в общественном питании составляло два с половиной миллиона. В числе ведущих на заводах выдвигались цехи общественного питания, а качество обедов ставилось на первый план. Хорошо помню, какое внимание питанию рабочих уделял директор АМО И.А.Лихачев. «Без хорошего обеда не будет и хорошей машины» - повторял он изо дня в день и достиг в этом направлении многого. Не раз приходилось слушать по этому вопросу и острые выступления секретаря горкома партии Н.С.Хрущева. В этих выступлениях он приводил примеры, когда ему самому приходилось отведать в столовой плохих котлет или других блюд.
Работа по строительству нового жилья еще не набрала в те годы силу, и внимание сосредотачивалось на переоборудовании фабричных казарм, приведении их в состояние более удобное для жилья. Строились новые бани, прачечные. Расходы на эти нужды в 1931-1934 годы составили по Москве 19 миллионов рублей. Коммунальное хозяйство Москвы находилось в бедственном состоянии. В 1933 году во время моей работы во Фрунзенском районе почти в центре Москвы располагался район, где не было канализации. Запомнился мне тревожный телефонный звонок тогдашнего предмоссовета (председателя Московского совета) тов. Булганина: в районе Дорогомилова, где проходила правительственная трасса, ночью опрокинулась ассенизационная бочка. Даже район Арбата не имел уличных уборных, и мне при отчете райсовета пришлось выслушивать горькие упреки извозчиков: «Вам в помещениях хорошо, а каково нам весь день находиться на улице». И при всех имевшихся в те годы грехах работа низового звена была направлена лицом к человеку. Припоминаю, что даже в самые страшные 1936-1937 годы /последние годы моей партийной работы/ в одном москворецком районе мы сумели построить десять новых первоклассных школ, создавались дворцы пионеров, заводские дворцы культуры, новые скверы.
Особые масштабы в 30-е годы приобрело промышленное строительство. Создавались целые новые отрасли промышленности: автомобильная, авиационная, станкостроительная, химическая и др. Новое строительство сопровождалось большим трудовым подъемом. Строили высокими темпами. При отсутствии средств механизации при строительстве первого подшипникового завода, где применялась лопата, с начала строительства и до его окончания прошло всего полтора года. Помню, что даже на строительстве автомобильного гиганта АМО самой высокой механизацией была лошадь. И даже Моссовет принял специальное решение о выделении в помощь стройке ста лошадей. Лошадь в ту пору выручала повсюду. Известно, что первая изготовленная на ленинградском турбинном заводе «Светлана» турбина вывозилась с завода на двух платформах, запряженных лошадьми.
В короткие сроки до неузнаваемости преобразовывались окраинные районы Москвы. Мне лично запомнился этот процесс в районе Симоновой слободы, в Дорогомилове, а в центре Москвы в районе Охотного ряда.
Сколько бы упреков ни раздавалось в адрес стахановского движения несомненным фактом остается проявление огромного трудолюбия рабочих, новаторское творчество стахановцев, их воспитательное воздействие на сотни тысяч молодых рабочих, влившихся в те годы в производство. Свежи в памяти воспоминания о Первом Всесоюзном совещании стахановцев, в котором мне довелось участвовать почти 60 лет назад. Открылось совещание 14 ноября 1935 года в Кремле. Присутствовало три тысячи рабочих, работниц, партийных и хозяйственных руководителей. Представлены были лучшие люди страны из всех республик и отраслей хозяйства. Открывал совещание Серго Орджоникидзе. Сильное впечатление производили выступления инициаторов движения. Первое совещание имело огромное значение, способствовало развитию соревнования. На совещании царила непринужденная деловая творческая атмосфера в течение всех четырех дней работы. Выступавшие говорили свободно, без наставлений, без написанных заранее «шпаргалок». Речи были яркие, идущие от души. Приятно было наблюдать за счастливыми лицами присутствовавших. Стахановское движение было проявлением в действии ленинской идеи социалистического соревнования. Оно демонстрировало рост политического, культурного и технического уровня советских людей. Рекорды Стаханова в угольной промышленности, Бусыгина в машиностроении, Кривоноса на транспорте, Виноградовой в легкой промышленности всколыхнули всю страну и вскоре это движение набрало силу, стало массовым, всенародным. Резонанс проведенного совещания был огромным. Его эхо разнеслось по всей стране. Каждый день приносил все новые рекорды, и в движение включались все новые коллективы. В результате производительность труда выросла во второй пятилетке на 82 % против 63 % по плану. Стахановское соревнование сыграло огромную роль в подъеме экономики страны.
Какой я увидел Москву впервые | Оглавление | Ленин в моей жизни