Добавления к «Главе 15. Севастополь. 1942»

Дед Шура не пишет никаких подробностей о 250-дневной обороне Севастополя. Мы читаем слова прибыл, поехал, стали передислоцировать. А что стояло за этими словами? Опять вопросы. И вдруг что-то ударило, когда читала книгу Р.Ф. Октябрьской «Живые голоса. Воспоминания». — Севастополь, «Мир», 2001. Римма Филипповна Октябрьская, дочь командующего Черноморским флотом во время Великой Отечественной войны адмирала Ф.С.Октябрьского и подруга маминой юности, посвятила свою книгу участникам героической обороны Севастополя. Вот что она пишет в предисловии:

К читателю: Эта книга не придумана. Она составлена из рассказов ветеранов Великой Отечественной войны, записанных на магнитофонную ленту в 70-х – 80-х годах минувшего ХХ столетия.

Мы знаем из истории, других книг, фильмов, что пережили те, кто сражался за Севастополь, но «живые голоса» потрясают даже через 68 лет после обороны легендарного города.

Глава третья называется «Последний корабль Севастополь покинул...», стр. 21-31.  В главе идет речь о начале июля 1942 года, последних днях, часах и минутах героической обороны Севастополя. Из рассказа бывшего командира подводной лодки Щ-209, последней покинувшей Севастополь, Владимира Ивановича Иванова, мы узнаем, что лодка сделала не один рейс, перевозя раненых и других защитников Севастополя в Новороссийск. После ремонта в Туапсе лодка была направлена в Севастополь со снарядами крупного калибра 27 июня. Пришли в Камышовую бухту, а дальше читаем следующее:

«...И вот пришел на шлюпке Дондуков с бумагой. Это было в ночь с 29 на 30 июня. Бумага гласила: «По приказанию Военного Совета ЧФ до особого распоряжения вы остаетесь в Севастополе. После разгрузки, с рассветом вам надлежит идти в район 35 батареи и лечь на грунт в такой-то широте и такой-то долготе...»».

Приказ был исполнен. Пришли к 35-й батарее и легли на грунт. С наступлением темноты всплыли. Был 11-й час ночи. Владимир Иванович вспоминает:

«Мы стояли, ждали. Шхуна там была – «1 Мая» называлась. Подошла она к борту, с нее сошло человек двадцать – Петров (Генерал И. Е. Петров был одним из руководителей обороны Севастополя), Моргунов (Комендант береговой обороны Севастополя генерал-майор П.А.Моргунов), ряд офицеров и весь Особый отдел флота со всеми своими делами. Потом шхуна подошла еще раз, прибыло еще человек двадцать».

После упоминания всего Особого отдела флота я напряглась. Там мог быть мой дед! Правда, он пишет о Геленджике, но его могли и вернуть в Севастополь. А вот то, что это его отдел, и он мог быть если не на этой лодке, то передислоцировались они примерно так же, как и на этой подводной лодке. К тому же я помню, как он рассказывал о Севастополе перед сдачей города! К сожалению, списка «пассажиров» этой лодки не сохранилось, так что это все мои домыслы. Но, если он и не был на этой конкретной лодке Щ-209, детали переброски моего деда на Кавказ, я уверена, во многом были похожи на те подробности, которые поведал нам Владимир Иванович Иванов:

«...легли на фарватер. Скорость была 2,7 узла, а предстояло пройти в светлое время суток 18-ть часов.

Все эти 18-ть часов шли под водой  со 2,7 узла  и только к 10-ти часам вечера  прошли минное поле Причем мы шли на глубине 80 метров. В лодке все страшно задыхались. Всплыть я не мог посреди минного поля при наличии немцев, поэтому всем раздали патроны,  через которые они дышали».

Лодка подошла к Дообскому маяку (район Новороссийска) на 4-е сутки.

В этой же третьей главе книги Римма Филипповна приводит и несколько фрагментов из воспоминаний «пассажира», участника перехода подводной лодки Щ-209 Владимира Сергеевича Дондукова, также бывшего подводника:

«С наступлением рассвета фашистские самолеты и катера начали бомбометание вдоль фарватера, по которому шла лодка. Взрывы слышались справа и слева,. Спереди и сзади, то далеко, то близко, а то настолько близко, что подволока осыпалась пробковая обшивка и гасло в отсеках освещение.  Корпус лодки содрогался и трещал.

Бомбежка продолжалась все время движения лодки по фарватеру. Всего было зафиксировано более 1000 взрывов...

... До выхода за границу минного заграждения лодка была стеснена в маневрировании. Перегруженность нарушала точность работы горизонтальных рулей. От этого лодка могла или выскочить на поверхность, или уйти на глубину ниже предельной, где ее могло раздавить. Командир и личный состав проявили огромные усилия и высокое искусство, чтобы не допустить ни того, ни другого. Эвакуированные люди за это время обессилили, но они только лежали и сидели, тогда, как экипаж нес боевую и ходовую вахту и проявлял заботу о каждом пассажире.

Температура в лодке поднималась до 35-40 градусов.  Некоторые люди теряли сознание. Насыщенный парами воздух усугублялся нечистотами. Удалить их с лодки до всплытия было нельзя.  Всплыв на поверхность, демаскировали бы лодку.

... Только 2-го июля, примерно в 22 часа, командир лодки и генерал Моргунов (он был старшим морским начальником на переходе) решили всплыть, чтобы провентилировать отсеки, выбросить нечистоты, дать глотнуть людям свежего воздуха и подзарядить аккумуляторные батареи.....».

Итак, вместо обычных 12 часов, которые занимает путь по морю от Севастополя до Новороссийска, лодка добиралась больше трех суток, но командир Иванов, за плечами у которого только в этот рейс было 120 человек, уберег всех.

В.С.Дондуков добавляет: «Люди, выходившие на пирс из лодки были изможденные, бледные, но радостные. Прощаясь с моряками, благодарили их за то, что они сделали все возможное и даже больше возможного, чтобы не потерять лодку и не погибнуть людям».

Теперь я знаю, что стояло за такими простыми словами — прибыл, поехал, передислоцировались.

Добавления к «Главе 11. Эвакуация» | Оглавление